«Слуги Перуиа»! Этим все объяснялось. Не мог человек, будь он трижды знахарем, равняться со слугами бога.

Случилось так, что именно знахарь оказался тем единственным человеком, которому искусство пришельцев ничем не могло помочь. У старика не было левой руки, давно, в дни юности, отрубленной мечом половца.

Видя, с какой внешней легкостью гости излечивают людей, делают здоровыми изувеченные руки и ноги поселян, знахарь начал было надеяться, что и его левая рука чудесно появится снова. Но надежда не оправдалась, и старик… почувствовал своеобразную гордость. Именно перед ним, знахарем, бело-голубые гости оказались бессильными!

Видимо, только сам Перун мог бы вылечить своего служителя, если бы явился сюда.

Но Перуна не было, и старик так и остался калекой.

К удивлению Рени, пришельцы очень огорчались невозможностью восстановить отсутствующую руку.

Они говорили об этом так, как если бы подобное чудо вообще было возможно, но у них не оказалось чего-то необходимого для такой «операции».

— Дело в том, — ответил пришелец на недоуменный вопрос Рени, — что у нас на родине старик был бы с рукой. И если бы мы могли всё предвидеть, он также получил бы новую руку. Мы знаем, что не виноваты, но нам это неприятно.

— У вас на родине умеют делать новые руки? — спросил Рени, вне себя от удивления.

— К сожалению, — получил он странный ответ, — у нас случаются еще происшествия такого рода. И естественно, что мы должны иметь средства борьбы с увечьями. Как же может быть иначе?

— И человек, потерявший, скажем, руку, получает новую?

— Да, конечно.

— А если он потеряет голову?

Рени задал этот вопрос в шутку, но пришелец ответил с полной серьезностью:

— Все зависит от времени. Я не представляю себе возможности такого случая, но если бы так случилось, быстрота оказания помощи могла бы спасти жизнь.

— Но отрубить голову — это значит убить!

— Не совсем. Смерть будет только внешняя. Человеческий организм умирает не сразу.

У Рени начало мутиться в голове. После продолжительного молчания он робко спросил:

— Но как же может произойти у вас такой случай? Вам нельзя отрубить не только голову, но даже один палец.

— Ты ошибаешься, Рени. Такими, как сейчас, мы стали только здесь, на Земле. На родине мы были обычными людьми, и сквозь наше тело не могло пройти ничего. Вернее, мы стали такими незадолго до прихода к вам.

Такие разговоры только усиливали желание Рени познакомиться с таинственной наукой пришельцев.

Прошло две луны, и Рени узнал многое. Ежедневно один, а иногда и двое пришельцев занимались с ним по нескольку часов. Глубокие знания учителей, понятливость, живой ум и горячее желание ученика делали эти уроки чрезвычайно продуктивными. Рени ясно сознавал, как меняется его восприятие мира, самый способ мышления, как всё, что казалось ему раньше таким простым, покрывается сперва дымкой таинственности, а затем постепенно проясняется для него, открываясь совершенно с другой стороны, о которой он никогда и не подозревал.

Пришельцы не теряли времени на обучение Рени элементарным основам науки, а, так же как в доме Дена, делали упор на философию явлений природы. И, посвящая ученика в самые сложные проблемы науки, делали это так, что он понимал суть того, что ему говорили.

В данных условиях такой необычный метод давал прекрасные результаты и соответствовал плану подготовки Рени к появлению в мире будущего. Он не знал «азбуки», не изучил простейших законов и в то же время мог воспринять неизмеримо более сложные вещи. Он не усвоил «таблицы умножения», а когда ему говорили о парадоксах теории относительности, понимал, о чем идет речь.

Пришельцы не могли давать уроки словами на языке Рени. Это вносило большие трудности, особенно в первые дни. Но они сумели преодолеть их. Прошло не так уж много времени, и такие слова, как «проницаемость», «энергия движения» или «нулевое пространство», уже вполне ясно воспринимались мозгом Рени. Чем дальше, тем легче проходили уроки.

И когда, во время очередного урока, случайно зашел разговор о проницаемости, Рени получил ответ на интересовавший его давно вопрос, и не только получил, но и вполне понял.

— Ты сам рассказывал, — сказал пришелец, — как Ден доказал Гезе правдивость своих слов. Он попросил Гезу ударить его плетью и притом как можно сильнее. Плеть прошла насквозь. Если бы удар был нанесен слабо, этого не случилось бы. Ты видел, с какой силой один из рабов Дена ударил меня самого по голове дубиной. Золотая цепь, вошла в плечи Дена потому, что была очень тяжелой. В этом все дело. Человеческое тело, и не только оно, но и любое материальное тело, приобретает проницаемость в известных пределах. Нужно усилие. Вот почему одежда не падает с наших плеч. Чтобы провалиться в землю, нам надо спрыгнуть на нее с высоты. Тогда энергия движения будет достаточна. Удовлетворись пока этим объяснением. Когда ты лучше познакомишься с законами физики, все это станет более ясным.

— Хорошо, — сказал Рени. — Благодарю тебя, я, кажется, достаточно понял. Но ответь мне еще на один вопрос. Ден побывал в вашей камере и, выйдя из нее, обнаружил, что его сердце оказалось с правой стороны. Почему же со мной этого не произошло?

— Ты плохо помнишь. Ден входил в нашу камеру не один, а два раза.

— Но я-то один раз.

— Нет. Ты вошел в камеру один раз, это верно, но в нулевом пространстве ты побывал дважды. Не сама камера как бы переворачивает тело человека, а нулевое пространство. На твоем пути к нам была остановка. В тот момент твое сердце находилось справа. И не только сердце, а все органы твоего тела заняли «зеркальное» положение. Потом твое тело перевернулось вторично.

— Неужели такие перевороты безвредны?

Пришелец ласково улыбнулся.

— Это слишком трудный для тебя вопрос, — ответил он. — Сейчас ты еще не поймешь меня. В физическом смысле тело не переворачивается. А потому и нет никакого вреда.

Рени не настаивал на более подробном ответе. Он понимал, что только начал постигать заманчивую науку и, конечно, знает еще слишком мало.

Он сознавал правоту пришельцев и охотно подчинялся их плану своего «образования», понимая, что иного пути сейчас нет, — слишком мало времени было в их распоряжении. Но в глубине души таилась неудовлетворённость. Рени предпочел бы начать «с самого начала», с «азбуки». Он хотел не только понимать то, что говорили ему пришельцы, но и знать .

Сейчас на это не было времени, но в будущем Рени твердо решил получить недостающие ему, как говорили пришельцы, элементарные знания.

— Твое решение разумно и верно, — сказал ему пришелец, который чаще всего занимался с ним (Рени все еще не мог узнать его имени). — И в будущем, когда мы окончательно остановимся в нашем пути по времени, ты будешь учиться сначала. Мы уверены, что то, что ты узнал и узнаешь от нас, облегчит тебе начальное образование.

Рени верил и радовался.

Он почему-то совсем не задумывался о необычайности своей судьбы, о том, что его спутниками и друзьями являются люди, родившиеся на другой планете (он уже знал и понимал это), о том, что очень скоро он окажется среди людей, которые должны были родиться через тысячу лет. Он как бы забыл, что сам, будучи еще совсем молодым, родился тысячи лет тому назад. Все, что с ним произошло и произойдет в будущем, казалось ему естественным.

Это было результатом опасений пришельцев за его психику. Они считали, и были правы, что подобные мысли не нужны и вредны. А зная это, не позволили Рени думать на подобные темы. «Запрет» будет снят тогда, когда Рени освоится в том мире, где ему суждено прожить до конца его дней, когда, закончив своё образование, он станет равным будущим современникам во всем. А тогда и мысли о пройденном «пути» не будут опасны для него.

Рени не знал о «запрете», и странный пробел в сознании нисколько его не беспокоил. Он просто ничего не замечал.

Он жил настоящим, изредка и спокойно вспоминая свою прошлую жизнь и не тревожась за будущую, которая возбуждала в нем только любопытство. Пришельцы говорили, что рассчитывают оказаться в мире, подобном их родине. Рени не видел картин в столе, вызываемых черным шаром, но ему много и подробно рассказывал о них Геза. И он довольно ясно представлял себе необычайный облик этой неизвестной ему страны.